В 90-е, «Лихие» или «позорные» (кому как) годы, несмотря на перманентный хаос как в экономике, так и в общественной жизни России, культура оперативно откликалась на происходящее. А иногда – противостояла ему, образуя островки традиционности и здравого смысла. И типичным примером такого противостояния было появление крепких, талантливых, осмысленных песен у такой группы, как «Машина времени» — как бы мы не относились с её лидеру, А. Макаревичу, сейчас. А тогда, во второй половине 90-х, выходит один из самых сильных альбомов, в котором прозвучали «Не стоит прогибаться под изменчивый мир», «Игра на похоронах и танцах» и пронзительно-лирическая, надрывная «Он был старше её».
Вокруг песни было сломано много копий, знатоки и просто любители группы яростно спорили, что же послужило причиной и поводом создания шедевра. Мезальянс какой конкретной пары был описан – или автор текста взял абстрактную, хотя и не так уж нераспространённую ситуацию брака или сожительства пары, где Он – в возрасте, а Она юна, прелестна и, чего греха таить – легкомысленна?
И в этой своей легкомысленности неосознанно, бездумна жестока? Для объяснения текста привлекались разные версии, вплоть до притянутой за уши сюжетной основы романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
Конец спорам положил сам бессменный лидер «Машины», сказав, что тему песни навеяла ныне уже забытая группа, работающая на стыке двух жанров – попсы и приёмов эстетики кабаре начала ХХ века. Того, что ныне принято называть эстетикой Серебряного века, с его флёром декаданса и лёгкого налёта некромантии.
Группа называлась «Колибри» И девочки в этой группе не были похожи на ныне в обилии расплодившихся «поющих трусов». Они все были с музыкальным образованием, да и традиции культурной столицы (группа петербургская) давали о себе знать
У девочек из этой группы была скрипично-элегичная вещь под названием «Женские штучки», о тонкостях женского поведения в браке и вообще радом с мужчиной, к которому вот сейчас, на данный момент, повёрнуты все клеточки женского тела. На которого направлены вся эмпатия, всё внимание.. а что случится завтра или послезавтра – да как бог даст!
На Макаревича песня произвела неизгладимое впечатление. И хотя может показаться, что между содержанием его «Он был старше её» и «Женскими штучками» мало общего, стоит обратить внимание на концепцию песни. На её глубинный смысл. И тогда сё становится на свои места.
Андрей признавался, что эта песня, раз услышанная, весь день крутилась у него в голове. А вечером он ррраз! – и написал как бы ответ, сложившийся сам собой. Состоялся своеобразный творческий диалог с девочками из «Колибри», где на чисто женский взгляд был дан ответ взглядом мужским. С бесконечным уважением к точке зрения даже не оппонента, а собеседника в этом песенном диалоге.
А то, что эстетика романса начала тогдашнего века перекликалось по стилю с эстетикой городского романса конца века, а в чём-то даже со стилем ранних «битлов» — только добавило прелести и пронзительности песне.
Ну в самом деле, что может быть, казалось бы, банальнее возрастного мезальянса зрелого, уже на пороге старости, мужчины, и полностью «запавшей» на него юной, только что оформившейся, женщины? Там ведь даже и речи нет о каких-то меркантильных причинах такого мезальянса, возможное благосостояние мужчины даже ен упоминается и не имеется в виду. Там – человек творческий, яркая личность, на что и «купилась» неискушённая девчонка.
Но у этой девчонки было лишь одно качество, в прямом и переносном смысле возвышающее её над покровителем-мужчиной. Она. Умела. Летать.
А что, кстати, вы не имели в виду под её полётами, в которые она отправлялась каждую ночь?
Когда вот так ставила меленькую ступню на подоконник, отталкивалась и в открытое окно взмывала в звёздное ночное небо? Гульки по молодым любовникам? Или просто что-то безобидное, то есть романтическую натуру, которой мало телесного общения со старшим по опыту и возрасту, и требуется ещё и бьющий в лицо, рвущий одежды встречный ветер. И тоска, и заламывание рук мужчины, который, возможно, и смог бы дать девочке всё, кроме одного – совместного полёта…
Он потом, полный отчаяния от этих её отлучек, попробует полететь и сам. Только крыльев уже давно нет. А может быть – и не было никогда.
Поэтому, если говорить о смысле… а вернее – смыслах песни (так как вещь эта многослойная), то можно выявить такие пласты её содержания:
- Да, мировоззрение юности отличается от мировоззрения старших иногда настолько радикально, что в общении между собой они подобны инопланетянам.
- Да, этот радикализм с возрастом может настолько сгладиться, что, сравнивая позиции разных поколений по прошествии лет, убеждаешься, что весь радикализм испарился. И пожилой или зрелый 70-х прошлого века по своим жизненным установкам почти во всём подобен пожилому или зрелому 20-х годов следующего века.
- Что остаётся неизменным – так это извечно-женственное, переменчивое и ищущее лучшего.
Да, потом она будет ломать руки-крылья над распростёртым на брусчатке или асфальте телом былого возрастного возлюбленного. Но что произошло – то уже произошло. А ведь даже боги не могут сделать бывшее не бывшим.
Текст песни «Он был старше ее» — Машина времени
Он был старше ее.
Она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа,
Они ходили вдвоем,
Они не ссорились по мелочам.
И все вокруг говорили ,
чем не муж и жена,
И лишь одна ерунда
Его сводила с ума,
Он любил ее,
А она любила летать по ночам.
Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом по утру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.
А он дарил ей розы,
Покупал ей духи,
Посвящал ей песни,
Читал ей стихи,
Он хватался за нитку
Как последний дурак
Он боялся, что когда ни будь, под полной Луной
Она забудет дорогу домой
И однажды ночью
Вышло именно так
Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом по утру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно
И три дня и три ночи
Он не спал и не ел
Он сидел у окна
и на небо глядел
Он твердил ее имя
Выходил встречать на карниз
А когда покатилась на убыль Луна
Он шагнул из окна Как шагала она
Он взлетел, как взлетала она
Но не вверх, а вниз
А потом, поутру она клялась
Что вчера это был последний раз
Он прощал, но ночью за окном темно
И она улетала все равно
И она улетала все равно
